Анастасия Чернобровина, Алла Довлатова и Любовь Толкалина рассказали о книге «Сказки на ночь для юных бунтарок»
Текст: Ольга Чиглинцева
Фото: фейсбук пользователя Олька Прохорова
Новая книга итальянских авторов Элены Фавилли и Франчески Кавальо произвела фурор на западном рынке. Это сказки не о принцессах, которым вечно кто-то помогает, а о реальных сильных женщинах. В книге собрано 99 историй, над иллюстрациями к которым работали 60 художников. Среди героинь — Коко Шанель, Мария Кюри, королева Елизавета и другие.
«Мы с Анастасией вначале, конечно, клюнули на название, - рассказывает Алла Довлатова . - Я спросила у Насти: «Ты бунтарка?» Она ответила: «Конечно!» И мы прочитали эту книгу. Мне понравилось, что здесь собраны истории самых известных женщин планеты. Я согласна не со всеми рассказами. Но согласна с тем, что страх мешает жить. Я считаю: чем больше у человека достоинства, тем меньше чувство страха. Ведь мы и сейчас думаем - взбунтуюсь, а меня уволят, выгонят, бросят. Но помните: одна дверь закроется, другая откроется, так было всегда!
Бунтуйте, чтобы почувствовать себя лучше, счастливее, бунтуйте хотя бы для того, чтобы сказать себе «молодец».
«Я считаю, что к любому вызову и бунту все-таки надо быть готовым», - возразила Анастасия Чернобровина .
Ведущий спросил у нее, какой истории, на ее взгляд, в книге не хватает.
- Истории Валентины Терешковой, — не задумываясь, ответила она.
Окраина села. Прясло. На скамеечке сидят Татьяна, Полина, Глафира и Мария.
Ой, что-то, девки, мне тоскливо очень.
Коров вон с пастбища уже домой ведут,
И мне б встречать свою, ведь дело к ночи,
А у меня прям ноги не идут.
С чего -то навалилась вдруг кручина,
Причем такая - просто тошнота.
Хотя, чего скрывать-то? Есть причина.
Про мужа я. Про Васеньку - Кота.
Он, правда, ласковый. Весёлый, нагловатый,.
И рожа круглая, и на лице - усы.
Когда моложе был, то все девчата
Аж прямо млели от его красы.
А у него - ни капельки смущенья.
Ему же в радость - млеют от него.
И так - всю жизнь. И нет ему прощенья,
Ведь любит он себя лишь одного.
А я - то, дура! Вслед за ним, к коровам,
К нему на родину, в евонное село.
Ведь я же городская, честно слово.
Чего б меня сюда - то привело?
Любила я его. И как любила!
Да кто не любит в юные лета!
Его, как Котика, всё кашкою кормила,
И выкормила, дурочка, Кота.
С ним никогда не затевала споров,
Старалась, чтобы в доме был уют.
Да зря старалась. Поняла не скоро,
Что на уют все мужики плюют.
Им был бы лишь диван, да телевизор,
Да что - нибудь, похоже на еду.
Но иногда бывают и "сюрпризы" -
В постель с собой положат раз в году.
А в целом, то ему - как до лампады:
Что в это время чувствует жена.
Ему покою, видите ли, надо,
Не понимаю: дома, что - война?
Другим вон - что не сделают -всё мало:
В избе нет дел - копают огород…
Ой, девки, до чего я с ним устала!
Замучил он меня, проклятый Кот…
И я считала: мой-то самый лучший.
Приехал с городу в забытый наш колхоз.
Здесь наши только самогонку глушат,
Или развозят по полям навоз.
А он-то с виду - чистый председатель,
Поди-ко, тыщу стоит лишь пиджак.
Одеколоном пахнул, да и, кстати,
Тем запахом отпугивал собак.
И не сказать, что больно уж пригожий:
Головка - тыковкой, да на лице прыщи.
Но вот на наших вовсе непохожий,
А здесь таких - поди-ка, поищи!
Бывало, сядет у трюма под вечер,
И ну давай прыщи свои давить…
Ему же, окромя, и делать неча…
А мне корову надобно доить.
Я утречком на стол ему - чай, надо -
Сметану, яйца, творог, молоко…
Напотчевать его была я рада,
Хоть двор мне содержать и нелегко.
Но вот скотиной мне попрёк и вышел.
Зажрался он, видать. Сказал, свинья,
Что жить со мною под одною крышей
Он не желает. Мол, "деревня" я.
И за себя мне так обидно стало!
Он сам-то кто? Поди-ка, посуди:
Приехал к нам, чтобы нажраться сала.
У них там жать-то нечего, поди…
А я - деревня. С малых лет в колхозе.
Мне мой удел родителями дан.
Чтоб он деревню помнил, я в навозе
Измазала евонный чемодан.
Пинками со двора погнала к чёрту,
А утречком, до будущих времён,
Пинжак на пугало его одела чёрный.
Пущай пока ворон пугает он.
А мне с утра доить корову надо,
Курей кормить, а также поросят…
Но карточки его, такого гада,
Сымать со стен не буду, пусть висят.
Нет-нет, да вечером взляну на енту харю,
И вижу, что не стоит горевать.
Да хватит уж, чего я тут базарю?
Ведь завтра мне ранёхонько вставать.
За трудодни родимого колхоза
Работать для меня большая честь.
Да надо б хлев очистить от навоза.
Сосед поможет.Самогонка есть.
Глафира:
Вот так всегда. Мол, позову соседа,
Он хлев очистит, я ему налью…
Нет, погоди. Не кончилась беседа.
Я расскажу вам про беду свою.
Мой Мишка - пьяница. И все об этом знают.
И знают, как намучилась с ним я.
И всё ж к себе обратно приглашают,
И наливают. Брага -то своя!
А он придёт домой - едва плетётся,
Аж даже щей не в силах похлебать.
Всё мимо рта, на стол да на пол льётся.
Добру-то разве можно пропадать?
Но я - то догадалася, девчата.
Под ноги ставлю я ему ушат.
Пусть льётся все туда. Чай, поросята.
С большою радостью всё это подъедят.
А он поест, и рухнет мордой в чашку.
И с храпом спит, пускает пузыри.
А я всё матюкаю вашу бражку.
Ведь в ней вина-то, что не говори!
Но полбеды, коль просто в чашке спит он.
То для меня ещё - пресветлый рай.
Да только вот проснётся, завопит он,
Тогда хоть все - из дома убегай!
Шарахаться начнёт по дому с ором,
Мол, я с его напарником живу.
Я, может, пожила бы, да с которым?
Ведь все они - козлы в одном хлеву,
И жить бы им не с бабами - с козлами,
Валяться у плетня, да брагу жрать.
Так нет - им веселее, видно, с нами.
Козлы их игнорируют, видать.
Вот потому всю ночку, до рассвету
Мой на полу сгребает полвики.
Да ничего у них мужского нету!
Одно названье только - мужики.
Да настоящих мужиков в колхозе
Лишь председатель -этак мыслю я.
Ведь он не спит, наверное, в навозе,
И вообще, чай, не такой свинья…
Татьяна:
Да это ведь - смотря с какой сторонки.
Конечно, он - мужчина хоть куда.
И пил он водку, а не самогонку,
И спортом занимался иногда…
Вы, бабы, и не знаете, наверно,
Что жили мы не так уж хорошо.
Хоть, правда, не гулял он, был мне верным,
Но хоть бы раз в семью с добром пришёл!
Но нет. Придет, хоть трезвый, но взбешённый.
Устанет, а на нас с детьми орёт.
Уж я не знаю, как другие жёны,
Я для него была - громоотвод.
И никогда он не страдал культурой,
И в сельсовете, хам, орал всегда.
А секретаршу не однажды дурой
Он обзывал. Но это не беда.
Она, действительно, такой и проявилась
Ведь он же к ней на днях от нас ушёл.
Подумал, видно, что в него влюбилась.
Решил, что с нею будет хорошо.
А я, как оказалось, виновата:
Все говорят, плохая я жена.
А я спрошу, скажите - ка, девчата,
Да разве в этом есть моя вина?
Да просто он один такой в округе:
Хорош собой и весь колхоз тащит…
Но пусть пока живёт у той подруги,
Пусть у неё башка-то потрещит.
Это сейчас она уж больно рада,
Что он сегодня каруселит с ней.
У них, у мужиков, другая правда:
Козлов, свиней, котов и кобелей…
Мужики сидят у шалаша, едят из котелка уху.
Ну, Михаил, за всё тебе спасибо,
А за уху особо, без затей.
Вот если бы ещё была та рыба
Как сало или масло, без костей…
Василий:
Привык ты всё же, Петька, к жирной пище,
Ведь в ней - один холестерин сплошной.
Откуда каждый день - и новый прыщик,
Ну, или, скажем, чирей небольшой.
Моя вон ревности такой не проявляла,
И не боялась, что к другой уйду.
А пироги какие выпекала!
Причем, отметим, много раз в году.
Михалыч:
Что ваши пироги! Моя, бывало,
Готовила мне разные блюда.
То курицей в фольге меня встречала,
Или в горшке грибами…Это - да…
А я б сейчас, ей-ей, не отказался
От чашки щей иль каши разварной.
И точно бы, уже не нализался,
Как раньше, и не ссорился с женой.
И вообще, глядите, месяц целый,
Как я не пью и даже не курю.
Сейчас бы моя Глашка обалдела,
Глазам не верила бы, точно говорю.
Михалыч:
Ну, мужики! Как разговор не начат,
А приведёт всё к одному концу.
Ведь бабы, чай поди, об нас не плачут.
А нам страдать и вовсе не к лицу.
Пожрать себе сварить мы, что ль, не сможем?
Да мужики мы, иль не мужики?
Стирать мы сами научились тоже.
Вон, Васька сам стирал свои носки.
Оно и правда. Вспомнить только стоит,
Как обзывали нас в тот день они.
Мы - свиньи, мы - козлы, и… остальное,
Нет, не простим им. Пусть живут одни.
Василий:
Они -то проживут, как им охота.
Как жили, до сих пор так и живут.
И пироги пекут, и в баню ходят,
Глядишь, и мужиков себе найдут.
А наша перспектива - жить у речки,
Да обниматься с Мишкою во сне.
А хочется домой, поближе к печке,
К дивану, к телевизору, к жене!
А не пойти ли тебе, Васька, к ляду?
Ведь ты меня уже заколебал.
С тобой уж спать боюсь ложиться рядом,
Ты, может, вовсе гомосексуал…
На вас и так работаю, как баба,
То жрать варю, то сена пру в шалаш,
Учитесь пищу добывать хотя бы,
Не нанялся я вам. Не раб я ваш!
Я, Мишка, завтра по грибы в лесочек
Пойду схожу. Да ты пойдём со мной.
Ой, надоела рыба, нету мочи,
Поможешь мне супец сварить грибной?
Михалыч:
Ну, ладно, мужики. Пора всем набок,
И спать, и спать, не размыкая глаз.
Ведь завтра в поле, на картошку надо.
Ой, бабы, бабы, как вы там без нас?
Река. Шалаш. Из шалаша вылезает Михаил:
Вот, все ушли, и я один остался.
Им - на работу, мне же - выходной.
А выходной известный: на рыбалку,
За хворостом, в колодец за водой.
Потом - сварить уху, и, коль успею
Из сада яблок принести мешок.
А яблоки ещё и не краснеют…
Пусть у них будет заворот кишок.
Ну надоели прямо, право слово,
Всё каждому подай да принеси.
Не могут ничего, а жрать здоровы,
За вами мне ухаживать? Мерси.
Что из того, что я разнорабочий,
А вы специалисты, твою мать.
А можете лишь только всё курочить,
Или, по русски говоря, ломать.
А починить, убрать, сварить - да что вы!
Уж лучше постонать, да полежать.
Чужим умишком жить всегда готовы…
Ну нет, пора от вас домой бежать…
Бежит Пётр:
Эй, Мишка! Мишка! Чёрт, куда ты делся?
Быть может, за кусты свалился спать?
Ой, что же делать, что же делать?
Да где ж его, поганца, отыскать?
Ну, чё орёшь? Чего опять тревожишь?
Ой, Мишка, Мишка, с Глашкою беда!
Чего там с нею вдруг случиться может?
Её козёл твой пьяный забодал!
Опился с вечера шинкаркиного зелья,
-Она ж во двор, в корыто, брагу льёт.
Ну, а сегодня утречком, спохмелья,
Как Глашку в бок рогами боданёт!
Да вроде бы, причём, такая травма
Серьёзная, что прямо аж беда…
В район бы надо, а она, вот странно,
Орёт, что не поедет никуда.
И, плача, говорит, что мол, без мужа
Избу оставить, я, мол, не могу.
Что мне, мол, с Мишкой попрощаться нужно…
Всё, я уже бегу, бегу, бегу…
Всё, Мишка уже больше не вернётся,
Об этом и не стоит говорить.
А мне ходить голодным остаётся?
А кто же мне обед будет варить?
Пожалуй-ка, и я направлю лыжи
Поближе к дому, к Марьюшке своей.
Прощенья попрошу, мол, я, бесстыжий,
Всё понял, пока жил здесь столько дней.
Да я и вправду понял: виноватый
Я был во всём, не понимал её.
Не примет, так опять зашлю к ней сватов,
Женюсь опять, чай, это всё - моё.
Появляется Василий:
Всё слышу. Что, домой бежать собрался?
И я с тобой. Вот только примет, нет?
Сейчас бы для неё я расстарался:
И двор очистил, и наладил свет,
Ведь лампочка в сарае не горела,
И в баню я с лампадкою ходил.
Ей, чай, давно всё это надоело,
Вот я сейчас бы ей и угодил...
А слушай, может, двор почистим вместе,
А после в баньке пару поддадим,
С моей помиримся, и к Машке, как к невесте
Отправимся. А там уж поедим!!!
Да нет уж, двор ты сам почистить должен,
И свет ввернуть, и баню протопить.
И я с своей мириться должен тоже
Один, свидетелей у нас не может быть.
Ну что, пошли. По избам, да по жёнам,
Без страха, и надеясь на успех.
Готовься, Васька, стать молодожёном!
Будь в этом деле - как один за всех!
На сцене - лавочка. Все пары появляются на ней по очереди. Первая пара - Михаил и Глафира.
А я ведь, Глаш, И вправду испугался,
Козёл - то, он действительно дурной.
Не раз он этой брагой опивался,
К шинкарке бегал по пятам за мной.
И в этом я считаюсь виноватым,
Его привадил к пьянству лично я.
И потому себя ругаю матом:
Тебя же мог бы потерять, свинья!
Глафира (в сторону):
А мне всё кажется, что сплю я или брежу,
Что рядом мой - не верится никак.
Всё тот же Мишка, только очень "свежий",
Не пьяный, и уж вовсе не дурак.
А я ведь, Глаш, все дни, живя у речки,
Тебя всё вспоминал, да дом родной.
Хотелось щей наваристых из печки,
Да каши утомлённой, разварной…
И понял я давно - чего скрывать-то-
Что я один был виноват во всём.
Глафира:
Да то не ты, то пьянство виновато,
Стаканы с самогонкой, да с вином.
А ты всего лишь человек ведомый,
Да безотказный - всюду тебя ждут.
Что дальше будет? Усидишь ли дома,
Когда опять на пьянку позовут?
Я, Глаша, пить теперича не стану.
Ведь месяц не курю я и не пью.
Считаю, лучше буду есть сметану,
И уважать начну жену свою.
Одной-то бабе жить поди, не сладко:
Скотина, дом и двор - всё на тебе.
Пойдём проверим, всё ль у нас в порядке -
На сеновале, в бане да в избе…
Уходят.
На лавочку садятся Полина и Василий.
Полина:
Ну, вот что, Вася. Первый свой экзамен
Ты выдержал, и двор очистить смог.
На завтра дам ещё одно заданье:
Поставишь в бане новенький полок.
Потом, уж не видать тебе свободы,
Велю весь огород вскопать тебе.
За все бесцельно прожитые годы
Работать будешь в доме и в избе.
Причём, не абы как, а со стараньем,
Учись работать так, чтоб всё - к душе.
И ляжешь на диван по расписанью,
Когда всё будет сделано уже.
А там уж хочешь - спи, а если сможешь,
Смотри по телевизору кино.
Режим нарушишь, телевизор тоже
С тобою вместе выброшу в окно!
Василий:
А если я задание успею
Пораньше сделать, то есть, поспешу?
Тогда уж так и быть: в твою постелю
Тебе пораньше лечь я разрешу.
Но успевать-то ты начнёшь не сразу,
Не очень-то об этом и мечтай.
Здесь столько накопил гнилья и грязи,
-Годами поправляй да разметай.
Василий (в сторону):
И что это с моей Полинкой стало?
Была же тихая, а нынче -Бог ты мой!
Вот этого ей явно не хватало,
Чтоб быть моей любимою женой!
Ишь, разошлась! Аж глазки заблестели,
Ну прямо командирша, не жена.
Признаться, вот такой на самом деле
Мне начинает нравиться она.
А что же, Поля, про любовь ни слова?
Как будем этот мы вопрос решать?
Ты будешь к этому всегда готова,
Иль мне тебе в постели не мешать?
На эту тему предлагаю тоже:
Просмотр кино или постель со мной.
Одно из двух - быть третьего не может.
Василий:
Полина, не такою же ценой!
Нет, именно такой, и возражений
Я от тебя, Василий, не приму.
Должно же быть хотя бы уваженье,
Ко мне, да и к себе же самому!
Василий:
Всё ясно, понял всё, вопросов нету,
Согласен я с назначенной ценой.
Скажи-ка, по программе вообще-то…
Машет рукой.
Нужно мне щас какое-то кино!!! Уходят
На скамеечке - Мария и Пётр
Ой, ничего не говори, Маруся,
Чего с нас взять, с противных мужиков?
И я Марусь, тебя сейчас боюся…
Да потерять боюсь, не кулаков!
Тебя, наверное, прыщи мои достали,
Я, кроме них, не видел ни шиша.
Зато сейчас они почти отпали…
Да, рожа твоя стала хороша.
И что, скажи, на это повлияло?
Косметики-то не было с собой.
Да просто я не ел уж месяц сала,
А в нём один холестерин сплошной.
А от него - прыщам одно раздолье,
Так Васька популярно объяснил.
Ты что же, есть уже не станешь боле?
Маруся, буду! Жрать хочу - нет сил!
Я так хочу поесть твоей сметаны,
Сальца, яичек, выпить молока…
Потом, быть может, есть поменьше стану,
Ну, а сегодня оторвусь пока…
А почему б не попросить прощенья
Тебе, за то, что всяко обозвал?
"Деревни" нет - настало истощенье.
Сам понял, целый месяц голодал!
Так что, "деревню-то", видать, теперя
Я буду и любить, и уважать.
Ох, что со мной? Ушам своим не верю…
И нежить, и ласкать, и ублажать…
И я уж, так и быть, тебя по спинке
Поглажу, да за ушком пробегу…
Ведь я ласкаю всякую скотинку,
Что ж, мужика погладить не смогу?
На лавочке - Михалыч и Татьяна.
Татьяна:
Ну, говори, чего сказать собрался.
Я бы с тобой на встречу не пошла,
Когда бы весь народ не расстарался,
Не упросил уладить все дела.
Зачем-то Мишка проявил заботу
О том, что надо бы тебе домой.
Потом просить пришёл Василий Котов.
Что сам не просишься? Ведь вроде не немой.
Михалыч:
Ты не язви. Ведь знаешь, как мне стыдно.
Не ты же выгоняла - сам ушел.
Поди-ка, до сих пор тебе обидно.
Да самому-то мне нехорошо.
Простить-то можно всё - и лень, и пьянство
Ведь это не такой большой изьян
В сравнении с мужским непостоянством,
Или изменой. Я же был не пьян.
Поэтому прекрасно понимаю,
Что можешь ты меня и не простить.
Татьяна:
Я одного умом не принимаю:
Зачем ты мужиков послал просить?
Пришли ко мне домой, не на работу:
Как, мол, живёшь, не трудно ли тебе?
Как будто бы не видно - та забота
Не об моей, а об твоей судьбе.
Как видно, думали, мол, нет, не одолеет
Одна-то, без него не проживёт.
Конечно, же, по - бабьи пожалеет,
Да и домой обратно позовёт…
Михалыч:
Так что ж, не позовёшь?
Татьяна:
А ты иль просишь?
Иль, может быть, оглохла я?
Сидишь тут рядом, да глазами косишь.
Иди, живи, изба - она твоя.
Михалыч:
Причём изба? А ты, Татьян, а дети?
Я что же, стал вам вовсе неродной?
И может, вовсе хуже всех на свете,
И жить совсем уже нельзя со мной?
Татьяна:
Да не кричи. Ведь сам сказал намедни,
Что сам ушёл. Так сам назад иди.
Да постарайся-ка не слушать сплетни,
Переживи всё, и не осуди!
Михалыч:
Прости, Татьяна. Если только сможешь,
За всё, что ты сумела пережить.
Татьяна:
Простить измену, да и хамство тоже?
А может, это нужно заслужить?
Молчат. Михалыч:
Народ-то не смолчит!
Татьяна:
Да, надо, чтобы стыдно
Перед народом не было тебе.
Ну, чтож, хочу я - не хочу, а, видно,
Что жить ты будешь всё-таки в избе.
В избе, но не со мной. Тебя я просто
К себе определяю на постой.
Чтобы никто не задавал вопросов,
И чтоб ты не остался сиротой.
Михалыч:
А там уж, Тань, быть может… Я надеюсь…
Со временем пройдёт… И ты простишь…
Татьяна: (в сторону)
Конечно же, прощу, куда я денусь?
А то глядишь, и к Зинке улетишь…
ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ
На лавочке опять все бабы.
Вон, бабоньки, Идёт моя корова,
Поди-ка, полно вымя молока.
Встречать её - задание Петрово,
А я тут с вами посижу пока.
Попозже подою. Ещё успею,
Пусть сам всё в доме приберёт пока.
Я что уж, с вами посидеть не смею?
Устала от такого дурака…
И правда. Мой вон недоволен тоже,
Что с вами я на лавочке сижу.
Вот дома я - ему уж больно гоже.
Опять наглеет, как я погляжу…
Глафира:
Мишаню председатель, по случаю,
Вчера в район откомандировал.
А я уж нынче по нему скучаю…
Скорее бы обратно приезжал…
Татьяна:
Эх, бабы, бабы! Всё-то нам неймётся.
Всё обсуждаем мужиков своих.
То плохо с мужиками нам живётся,
То вовсе худо, если нету их…
Вромане М. А. Шолохова «Поднятая целина» изо-бражен важнейший переломный момент в истории послереволюционной России. Автор подробно описал период коллективизации. Он воспроизвел эпоху пере-хода донского казачества и трудового крестьянства от мелкособственнического уклада жизни к новому, коллективному быту.
Крушение старого порядка — процесс сложный и мучительный. Нелегка ломка привычного уклада. «Жизнь в Гремячем Логу стала на дыбы, как норови-стый конь перед трудным препятствием»,— пишет
Одно из свидетельств этого в романе — сцена «бабье-го бунта». Причиной его стал приезд ярских мужиков за семфондом. Несмотря на созданный уже колхоз, не изжито еще в гремяченцах чувство собственности. Враждебен и чужд им новый строй, заставляющий де-литься своим добром с чужими. Насилие рождает на-силие. Не добрая воля заставила многих хуторян всту-пить в колхоз, а принуждение и страх.
Банник, первым узнав о приезде Ярских, не жалея ног, побежал разносить недобрую весть по хутору. Тут же со всех дворов собрались бабы, «заторочили, всшумелись, как табунки встревоженных куропаток». По-слышались сожаления о том, что зря ссыпали они свое зерно в общественный амбар, укоры в адрес му-жей, некогда не послушавших советы более благора-зумных баб.
Несмотря на отсутствие казаков, женщины не рас-терялись. «Поедемте, бабочки, к анбарам! Заберем ко-лья и не подпустим их к замкам!» — смело выкрикну-ла одна из них. Давыдов, на которого пришелся глав-ный удар, поначалу пытается спокойно все объяснить собравшимся. Ему, возможно, и удалось бы утихоми-рить народ, если бы всеобщему возмущению не поспо-собствовал Яков Лукич Островнов, противник кол-лективизации, враг советской власти, тайный прово-катор и вредитель. Быстро завязалась драка, «пошло кружало волнений по Гремячему Логу».
Не женственными и нежными особами предстают в этом эпизоде бабы, а настоящими бестиями, способ-ными на самую жестокую расправу. Тщетно пытается вразумить их коммунист Андрей Разметнов. «Бабоч-ки! Тетушки! Мамаши! Лапушки мои!» — ласково об-ращается он к ним. Он с усмешкой посматривает на баб, но в душе уже испытывает справедливую тревогу. Андрей пытается вести себя выдержанно и спокойно. Однако через несколько минут начинающая звереть толпа срывает с него сапоги и даже покушается на ша-ровары. Бесплодно заканчивается попытка Андрея испугать толпу незаряженным наганом — его легко обезоруживают и сажают в подвал.
Смело ведет себя Давыдов. В отличие от Щукаря, все эти распри пережившего в стоге сена, Давыдов ка-тегорически отказывается прятаться и, быстро все взвесив и спланировав дальнейшие действия, идет на-встречу разъяренным бабам. Внешне он спокоен, но когда начинает говорить, волнение сушит его горло, губы слипаются. Ведь одно неверное слово, движение — и народ не удержишь. Не за себя боится Давы-дов, а за небогатое колхозное имущество, которое вмиг могут растащить по дворам, сведя насмарку дол-гую и мучительную работу по обобществлению хозяйства.
Сыграла свою недобрую роль и статья Сталина «Го-ловокружение от успехов», в которой вся ответствен-ность за происходящее в селе возлагалась на местных руководителей. После статьи многие вышли из колхо-за, но имущество им не возвращали. Они вынуждены были красть из стада своих быков, они же больше всех бунтовали у амбаров. «Это искажение партии! — кри-чит Банник. — Я... душой болю., об народе, какой вы-шел из колхоза и какому вы хлеб обратно не возвертаете».
Постепенно бабы окружают Давыдова, одна из них запускает руку в его карман. Защищая ключи, Давы-дов отталкивает ее. Но женщин уже не остановить. На Давыдове рвут рубаху, выворачивают карманы. Ба-бий бунт превращается в настоящую стихию. Давыдо-ву приходится вытерпеть и матерную ругань, и плев-ки в лицо. Стремясь выиграть время, Давыдов обма-нывает баб и ведет их к себе на квартиру, где якобы находятся ключи от амбара. С той же целью он от-правляет разъяренную толпу к Нагульнову. Дорогой Давыдова начинают бить, сначала слегка, а потом, ожесточившись от его постоянных шуток, всерьез. Мужественно и сдержанно ведет себя Давыдов: «ему до крови рассекли ухо, разбили губы и нос, но он все еще улыбался».
Жестокость женщин не знает предела. Игнатенко-ва старуха норовит ударить Давыдова именно «по сусалу», Настенка Донецкова усердно молотит ему по спине кулаками.
Внутри у Давыдова кипит холодное бешенство, но он всеми силами старается сдерживать его, потому что его ярость перед таким количеством людей бес-сильна. К тому же он понимает, что недалеко этим женщинам осталось до зверства — убить его им ниче-го не стоит, а умирать такой глупой смертью Давыдо-ву, побывавшему в кровавых боях, не хочется. Его и на самом деле избивают до того, что он еле держится на ногах. Озверевшие бабы царапают, бьют, кусают. Не выдерживает Давыдов. «Для вас же делаем!» — кричит он. Глубокая обида раздирает его. Он свято ве-рит в то, что строит для этих людей светлое будущее.
В итоге Давыдов в лицо толпе говорит, что ни за что не отдаст ключей. До конца он готов стоять за свое дело. Но уже слишком поздно — казаки сбили замки с амбаров и приступили к самовольной дележке хлеба. Не боясь смерти, которая ему реально грозит, Давы-дов направляется к амбарам.
Эпизод дает наглядное представление о перипети-ях в создании колхоза, о разности людских мнений, о человеческой жестокости, о верности долгу. Равно-душных во время коллективизации не было.
В романе М. Шолохова «Поднятая целина» изображен переломный момент в жизни нашей страны – период коллективизации, когда донское казачество вместе со всем трудовым крестьянством переходит от мелкособственнического уклада к новой, социалистической жизни. История рождения в огне классовых боев гремяченского колхоза, история его развития и укрепления составляют основу «Поднятой целины». Утверждение нового, социалистического строя в деревне было связано с огромными трудностями. Создавать новую жизнь коммунистам, трудовому
Крестьянству приходилось не только в борьбе против классовых врагов – кулаков и белогвардейцев, но и против собственнических навыков и представлений, веками воспитанных в крестьянстве.
Немало усилий пришлось потратить Давыдову для того, чтобы до конца разобраться в окружающей обстановке и завоевать полное доверие гремяченцев. Давыдов терпеливо разъяснял крестьянам политику партии, проявлял стойкость и решительность, если дело касалось его идейных убеждений, интересов партии и рабочего класса. Особое значение в этом смысле имеет сцена «бабьего бунта». В этом эпизоде и в главах, связанных с ним, Давыдов
Встает перед нами во весь рост.
Одна из самых трудных задач, вставших перед организаторами колхоза, заключалась в сборе семенного фонда. Островнов распространяет среди крестьян слухи, что большевики скоро начнут сбор якобы семенного хлеба, который на самом деле пойдет на продажу за границу, а это грозит голодом. Несмотря на угрозы Нагульнова, сдача семенного фонда шла крайне медленно. Собранное зерно в ожидании сева хранили в амбарах.
Единоличник Банник, отказывавшийся в свое время сдать зерно, встречает в поле подводы Ярского колхоза. Они приехали в Гремячий Лог за семенами: им сеять нечем, и из района распорядились взять здесь. Банник возвращается в хутор, рассказывает всем, что у них забирают зерно. Собравшаяся толпа идет к амбарам с намерением не дать вывезти зерно. Завязывается драка, пришельцам достается, и они, избитые в кровь, бросают мешки с хлебом и уезжают. Демка Ушаков, у которого находятся ключи от амбаров, разыскивает Давыдова и отдает ему ключи. В это время бабы чинят расправу над Разметновым, его избивают и отнимают наган. Кондрат Майданников, узнав о том, что Разметнова посадили под замок, спешит на выручку Давыдову. Тот направляет его за подмогой в поле за бригадой.
Давыдов понимает, как много будет зависеть от его выдержки и спокойствия: надо сдержать натиск разъяренной толпы. Подступившие к нему женщины требуют ключи от амбаров. Чтобы оттянуть время, Давыдов ведет их вначале к Нагульнову, потом в правление колхоза. По дороге Давыдова жестоко избивают, требуя отдать ключи. «Ему до крови рассекли ухо, разбили губы и нос, но он все ещё улыбался вспухшими губами, выказывал нехваток переднего зуба, неторопливо и несильно отталкивал особенно свирепо наседавших баб». Он отшучивается, хотя бабы бьют его серьезно, и сдачи не дает, только когда начинают бить кольями, отнимает у одной казачки кол и ломает его о колено. На квартире Нагульнова бабы устраивают настоящий погром. Потом Давыдов как будто вспоминает, что ключи на столе в правлении колхоза. Пока доходят до правления, бабы избивают Давыдова так, что он едва держится на ногах. Об одном только думает Давыдов: «Только бы не свалиться, а то озвереют и – чего доброго – заклюют до смерти. Вот глупая смерть-то будет, факт!» Особенной жестокостью отличалась старуха Игнатенкова, она старалась ударить побольнее. Понимая весь ужас происходящего, Давыдов пытался остановить их: «За вас же, сволочей!.. Для вас же делаем!.. И вы меня же убиваете…» Неизвестно, чем могла закончиться для Давыдова эта «экзекуция», если бы прибежавшая девка не сообщила, что казаки посбивали замки с амбаров и делят хлеб. Давыдова бросили у правленческих ворот и побежали к амбарам. Неожиданно появившийся дед Щукарь советует Давыдову «схорониться», так как дело доходит до смертоубийства. Услышав многоголосый шум у амбаров, Давыдов неверным, но быстрым шагом направился туда. Последствия «бабьего бунта» разбирал вызванный Давыдовым милиционер. Зачинщики были арестованы – кто в поле, кто дома. На следующий день стали собирать расхищенный хлеб и, в конечном счете, собрали весь, за исключением нескольких пудов. Затем собирается собрание, на котором Давыдов выступает и стыдит тех, кто бил его, говорит, что он, как и все большевики, никогда не станет на колени перед классовым врагом. Указывая на Настёнку Донецкову, Давыдов сказал: «…Ей хотелось, чтобы я на колени стал, пощады попросил, ключи от амбаров ей отдал! Но, граждане, не из такого мы – большевики – теста, чтобы из нас кто-нибудь мог фигуры делать!!! На коленях большевики ни перед кем не стояли и никогда стоять не будут, факт!» Чтобы доказать, что обиды не держит, Давыдов говорит всем присутствующим на собрании: «Вы – качающиеся средники, временно заблужденные, и мы к вам административных мер применять не будем, а будем вам фактически открывать глаза».
В завершение Давыдов призывает всех назавтра ехать в поле и работать как следует. Люди осознали свою вину и попросили Давыдова не держать на них зла. Чей-то теплый и веселый басок из зала растроганно сказал: «…Любушка Давыдов!.. Народ тут волнуется… и глаза некуда девать, совесть зазревает… И бабочки сумятются… А ить нам вместе жить… Давай, Давыдов, так: кто старое помянет – тому глаз вон! А?»
Сцена «бабьего бунта» дает нам возможность увидеть Давыдова в момент смертельной опасности. Мужественно и стойко переносит он, унижения и побои. Понимая весь трагизм положения, Давыдов не теряет твердости духа. Он готов лучше погибнуть, чем поступиться интересами дела колхозного строительства. Находит он в себе силы, чтобы простить разъяренных гремяченских женщин, не ведающих, что творят. Юмор и шутка помогли Давыдову вернуть добрые отношения с колхозниками. Последствия такой мудрой политики не заставили себя ждать: на следующий день многие из тех, кто раньше вышел из колхоза, снова подали заявления на вступление. Начинался сев.
В образе коммуниста Давыдова Шолохов показал его человеческое обаяние, товарищескую чуткость, жизнерадостность, умение сплотить людей и повести их за собой. Погиб Давыдов так же геройски, как и жил. Гремяченские коммунисты, узнав, что у Островнова скрываются белогвардейцы, решили захватить их, не думая о том, сколько их и как они вооружены. Эта операция стоила Давыдову и Нагульнову жизни. Может быть, напрасно они поспешили войти в дом Островнова, но излишняя осторожность была не в характере ни Давыдова, ни Нагульнова. «Безумство храбрых – вот мудрость жизни!» – этими словами из «Песни о Соколе» Горького мог бы закончить Шолохов рассказ о дорогих его сердцу Давыдове и Нагульнове.
Меня разбудил телефонный звонок.
– Что? Рассказывай!
– Я еду к тебе. Ты дома? – Она говорила через периодические всхлипывания, казалось, что минуту назад она стала свидетелем убийства.
– Давай, чтобы не по телефону, я заеду и все расскажу. Но это была такая жесть!!! Ладно, не буду, я у тебя через полчаса, если пробок не будет.
Что там произошло? Снова надо ждать!
Я зашел в ванную, чтобы умыться и стряхнуть с себя сонную пелену до Олиного приезда. В зеркале отразилось мое загорелое лицо, запавшие щеки, рыжая щетина, придававшая глазам тусклый оттенок. Надо бриться.
Процесс бритья лица и головы для меня привычное дело, я не трачу на это больше десяти минут, но сейчас, чтобы чем-то себя занять до ее приезда, растяну процедуру. Тем более что Петя вчера пополнил мои запасы косметики, состоящие из зубной пасты и крема для бритья. Теперь у меня есть набор французской косметики для мужчин. Там куча говна, которое я никогда не буду использовать, но попробовать прикольно. Есть средство после бритья, крем для рук, крем для век и даже ногтей! Как сказал мне Петя: «Этот крем, проникая глубоко в кожу, питает слабые ногти, помогает восстановлению расслоившихся ногтей и смягчает кутикулу. Он очень быстро впитывается и не оставляет следа и никаких ощущений на коже. Только свежесть!» Надо было видеть мое лицо, после этой метросексуальной пропаганды! Но ничего, я не обломился и попробовал его применить. Вы знаете, и действительно, витамины А, Р и Е ухаживали, питали и защищали мою кожу, а масло «чи» защищало кожу и ногти от агрессивного воздействия извне. Вот такой есть у меня крем, подаренный Петей! После обычной процедуры бритья я намазал что следует на голову, веки и руки, а ногти, естественно, смазал Петиным кремом. Пахнет хорошо. Звонок в дверь. Это Оля.
– Что ты так долго открываешь?
– Я в ванной был.
– Что, купался?
– Да, не имеет значения. Пойдем быстрее в комнату.
– Дома кто-нибудь есть?
– Ульянка. Ваня на работе. Петя еще не приехал. Давай рассказывай.
– Короче, началось все с утра. Сразу после твоего звонка я посидела немного, подумала и решила, что, действительно, пора уходить. Я вызвала директора проекта, заказала ему на завтра билет в Петербург. Он спросил, зачем мне билет. Я ответила, что ухожу с проекта и еду домой. Он промолчал, подумал и спросил: Германовский в курсе? Я ответила, что пока не в курсе, сегодня поговорю с ним, но более сидеть тут не намерена. Прошел день, все как обычно, стройка, Лобное место. Вечером меня вызывают по громкой связи и говорят, что со мной хочет поговорить продюсер, просят снять петличку. Мне уже стало страшно, но я все равно сняла и пошла к нему в домик. Там, как всегда, был он и шеф-редактор.
Оля рассказывала в красках, все как было. Разговор был очень непростой.
– Уходить собралась? – Германовский сам начал разговор, он был очень недоволен.
– Да, я собралась уходить.
– Хорошо подумала?
– Может, озвучишь причину?
– Причина очень проста. Роме не выплачивают деньги. Раз ему не выплачивают, то нет гарантий, что через полгода вы не поступите так же со мной.
– Тебе же деньги выплатили. – Он говорил так жестко, что мне казалось – малейшее лишнее слово, и я получу пощечину.
– Если бы не выплатили, то я бы сейчас тут не сидела.
– Так, подумай еще раз. – Он переходил уже на грубый тон. – Подумай и посчитай. К марту тебе за каждый месяц накапает еще десять штук! Плюс Ромины деньги – еще сто. Сто десять штук баксов, где вы еще такие бабки найдете?! Это просто нереально заработать за полгода!
– Я думаю не о том, сколько заработаю тут, а о том, сколько мне могут не выплатить.
– Не выплатят? Не пойму, откуда такое недоверие. В отношении Ромы руководство приняло меры. Вот поэтому ему и не платят сейчас. Никто не собирается ему вообще не платить.
– Но вы лично обещали нам обоим все отдать в сентябре.
– Ты слышишь, что я говорю, или нет? Руководство приняло меры! Не я, руководство! – На этой фразе он уже орал.
– Можно на меня не кричать? Я собралась уходить. Завтра я должна быть на занятиях у себя в университете, через неделю я приеду, соберу вещи, и все. Переубеждать меня не надо.
– Хорошо. Ты сейчас уходишь и что? Куда ты пойдешь? К нему, к Роману, который сам живет на птичьих правах? И ты туда?
– Нет, почему? Поеду домой учиться.
– Ах ну да, учиться. Правильно. А зарабатывать кто будет?
– Я буду сама зарабатывать, ну и Рома будет помогать.
– А где, если не секрет?
– Я думаю, найдем.
– Найдем, значит, нигде!
– Даже если не найдем постоянной работы, я думаю, что корпоративов на первое время хватит.
– Много ты там заработаешь?
– Прожить хватит. Не надо меня пугать. Я жила и без «Д2».
– Я очень сомневаюсь, что ты будешь зарабатывать больше, чем тут. Иногда, пока тебя будут помнить, будут перепадать еще какие-то крохи с корпоративных мероприятий, а потом, со временем, их станет все меньше и меньше.
– За эти полгода я заработаю хоть сколько-нибудь, и это будет намного больше, чем то, что «получил» Рома. Я не хочу сидеть на проекте, где не платят и обманывают.
– Да тебе-то кто не платит? В чем проблема? – Эту фразу он сказал уже склонившись надо мной. Я даже почувствовала запах его желудка.
– Не надо так со мной!
– У тебя сейчас есть своя рубрика в «Утро на ТТТ», радиоэфиры, «Д2», свои песни, гастроли по стране, ты пишешь и издаешь книги, неужели ты не понимаешь, что все это закончится в тот самый момент, когда ты уйдешь отсюда? Все без исключения! ВСЕ!
– Не надо меня пугать.
– А я не пугаю, я предупреждаю. На все твои песни, книги права – у нас. Согласно подписанному тобою контракту ты не имеешь права сниматься, давать интервью, делать любые публичные заявления, концерты. Ты даже пикнуть без нашего согласия не можешь! Твоя рубрика на ТТТ тут же закроется, точнее, мы просто поставим туда другую девочку – Дашко например. Она с удовольствием согласится. Радио… ты и так от него отказалась. Ты хоть понимаешь, на что идешь?
– А тебе не кажется, что ты, Бузова, просто зажралась? – Он сказал эту фразу тихо, смотря мне прямо в глаза. – Ты свободно уезжаешь в Петербург на несколько месяцев учиться, и тебе продолжают начислять за каждый месяц твоего отсутствия зарплату, о которой многие участники шоу могут только мечтать. Да-да, Оленька, наш проект уже давно перестал быть веселым времяпровождением. Это уже труд. Как говорит твой коллега Степан Валерьевич Меньщиков, есть такая профессия – любовь строить. И в этом он прав. Ты и сейчас на РАБОТЕ, и единственное, что от тебя требуется на этой работе, жить в пределах периметра. А теперь посчитай, сколько ты в год отсутствуешь. А мне даже считать не надо – полгода. А бабло ты получаешь за все двенадцать месяцев. Где ты еще такую работу найдешь, чтобы тебе разрешали делать все, что ты захочешь, и еще платили такие деньги? Где? И у тебя совести хватает сидеть передо мной в красивом пальтишке, в дорогих сапогах, купленных на эти деньги, и говорить о том, что я, такой плохой, твоему любимому Роме не плачу? А Рома твой сам обосрался с этим видеороликом. Я его не ловил, не заставлял курить в туалетах с долбое…ами, не бегал за ним с камерой. Он сам спустился в подвал, затянулся и дал себя снять и тем самым поступил как баран! И это его проблема. Он знал про контракт и знал, что ему за это будет, но он, как всегда, поступил наперекор всем правилам! Он просрал свои бабки и участие в проекте. Можешь ему так и передать. И сейчас у него единственная зацепка за проект и за свое просранное бабло – это ты. Вот он тобой и крутит, чтобы хоть как-то вернуть то, что по своей тупости потерял. Что молчишь?
– У нас отношения…
– Отношения?! Да смешно это все! Я тебе сейчас расскажу, как ваши отношения будут развиваться. Ты уедешь в свой Петербург учиться, а он останется в Москве. Может быть, первое время вы еще будете видеться, но потом все реже и реже. Любовь на расстоянии умрет быстрее, чем ты успеешь закончить свой пятый курс. А что тебя там в Петербурге ждет? Ничего, кроме твоей мамы. Однажды ты оглянешься назад и подумаешь, что ушла зря и зря ругалась с нужными людьми ради Ромы. Мы тебе столько дали: славу, поклонников, песни, шоу, а что он тебе дал? И подумай, что он тебе сейчас может дать и что можем дать тебе мы… Хочешь, будешь сниматься в сериалах, хочешь – в кино, хочешь – сделаем тебя ведущей «Д2»? Я, конечно, не бог, но уж в этом бизнесе кое-что могу. А по поводу ведущей у нас на шоу я не шучу. Собчак и Бородина в последнее время все реже и реже появляются в кадре, нам не нравится, что проект – без постоянных ведущих, ты это место реально заслужила, и мы уже обсуждали твою кандидатуру с каналом.
– Но я же ничего об этом не знаю! – уже не так уверенно говорила Оля.
– Оль, хочешь уходить – уходи, держать тебя больше никто не будет.
Последнюю фразу он сказал очень мягко, по-отечески, так что мне стало грустно. Я даже засомневалась в том, что надо уходить. Вот такой разговор был, котеш.
– Ну ты молодец, держалась хорошо.
– Я, если честно, уже не знаю, стоит ли уходить. Может быть, остаться? Я тебя подожду, а ты посидишь до весны и вернешься.
– Ты готова жить там еще несколько лет? Ты готова ради денег глотать унижения? Ты ведь понимаешь, что «Гоги» – это только начало. Через три месяца про тебя такое будут рассказывать, что для зрителя ты будешь первой б…дью Петербурга.
– А на что мы будем жить за периметром?
– А на что остальные люди живут? Как-то работают и живут, и мы сможем.
– А сколько мы будем зарабатывать?
– Не так много, как там, но я думаю, что тысяч пятьдесят рублей мы всегда сможем заработать.
– Ты можешь мне обещать, что мы будем так зарабатывать?
– Оль, как я могу тебе обещать то, чего пока нет? Будем вместе трудиться и зарабатывать. Без денег не останемся, это точно. Надо когда-то начинать самостоятельную жизнь.
– Мне надо знать точно! – Оля уже истерила.
– Оля, за периметром, как работаешь, так и зарабатываешь. Будем стараться – будет получаться, не будем – значит, и денег не будет.
– Вот видишь, тут, чтобы иметь деньги, надо работать, а там мне ничего не надо делать, чтобы получить хорошие деньги. Вот в чем разница. Я не хочу работать для того, чтобы иметь деньги.
– А ты не устала от этого? Когда тебе дают деньги как зарплату, ты не испытываешь удовольствия и вечно кажется, что дают гораздо меньше, чем ты стоишь на самом деле. А когда зарабатываешь, радуешься каждому рублю! Потому что он заработан собственным умом и талантом, а не продюсерским.
– Я не хочу зарабатывать копейки и радоваться этому. Мне надо знать точно, на что рассчитывать. Проект мне оплачивает наращивание волос, хорошего косметолога. Я должна хорошо выглядеть, а значит, ходить в салоны, загорать, мне нужно очень много косметики, мне надо постоянно покупать хорошие дорогие вещи, потому что я в телевизоре! Мне надо отправлять деньги домой маме и Ане. На что они жить будут? Ты сможешь обеспечить все это?
– Что значит обеспечить все это? Если картина нашей совместной жизни тебе рисуется, что я ношусь в поисках работы, а ты сидишь дома и ждешь, пока я тебе обеспечу наращенные волосы, ногти, процедуры в спа и жизнь твоих родственников, то мне такая совместная жизнь не нужна.
– Вот видишь!
– Не надо перекладывать ответственность за себя и своих близких на меня. Ты взрослый человек и можешь зарабатывать сама. Ты кричишь мне в трубку: забери меня отсюда, а потом выясняется, что сама уходить не готова. Ты хочешь, чтобы решения за тебя принимали другие люди, а значит, и несли ответственность за твои поступки. Тебе так удобно, всегда можно найти виноватого. Ты ни разу за три года не сказала мне: прости, я была виновата. И поэтому я не хочу, чтобы ты через какое-то время мне сказала: «Ты меня вытащил, а теперь не можешь обеспечить! Ты во всем виноват». Я хочу, чтобы ты взяла ответственность хотя бы за свой уход. Сделай хоть что-то сама и по собственному желанию! Я хочу видеть, что ты хочешь быть со мною рядом всегда, а не тогда, когда тебе это удобно! Это и есть настоящая любовь.
– Я просто не хочу испытывать нужду.
– В жизни иногда надо довольствоваться меньшим, но всегда рассчитывать на большее. Ты никогда не станешь самостоятельной и богатой, если не поменяешь образ жизни. Чтобы стать самостоятельным, надо уходить от опеки родителей, надо уходить от опеки «Д2». Я понимаю, сложно уходить оттуда, где тепло, есть еда, жилье, да еще и такие соблазны, как слава, поклонники, песни, телепередачи, халявные бабки. Но все это действительно до тех пор, пока идет проект. Он закончится, и вместе с ним закончится и все остальное. На что ты потом будешь жить? Ты официально на «Д2» не работаешь, в трудовую книжку стаж не идет, ты безработная! А пока он идет, ко всем участникам, даже бывшим, у зрителя есть интерес. Можно пробовать себя где угодно: гастроли, новые продюсеры, новые песни, новые знакомства, новые телепередачи. После того как «Д2» закроют, все мы окажемся никому не нужными, про нас очень быстро забудут. Посмотри, где сейчас все бывшие звезды реалити-шоу? Их нет нигде! Поэтому надо действовать быстрее и думать наперед! Сейчас просто надо уходить и закрепляться в Москве!
– А как же деньги, которые тебе должны?
– Я все продумал. Мы ничем не рискуем. Ты сейчас едешь, как и планировала, домой на учебу. Оттуда звонишь во вторник в холдинг и говоришь, что никакие документы подписывать не будешь, потому что приняла решение уйти с проекта! Это важно. Дальше среди недели звонишь из Петербурга и заказываешь у директора проекта «газель», чтобы вывезти вещи из периметра. Он, конечно, все передаст продюсеру, и для них это будет последней каплей. Они подумают, что ты поехала домой, поговорила с мамой. Зная, что ее мнение имеет для тебя значение, поймут, что мама тоже настроена против проекта! Раз так, значит, ты действительно уйдешь. Но, исходя из твоего разговора с Германовским, совершенно ясно, что они очень не хотят тебя терять, а значит, пойдут на любые наши условия. Они назначат переговоры, на которых в качестве условия мы озвучим возврат моих денег, тебе – хорошую ежемесячную зарплату. А потом я занимаюсь покупкой квартиры, а ты будешь сидеть и ждать меня, но за хорошие деньги каждый месяц, и никто больше нас не кинет.
– А если не получится?
– А если не получится, то тебе придется уйти. – Оля заметно испугалась. – Не переживай ты так сильно! Жить за периметром – это не страшно. Дурочка!
– А деньги?
– Ну, на первом этапе надо будет ограничить потребности, позвонить Ане и маме, сказать, что у нас сложности и временно субсидирование прекращается.
– Будет сложно.
– Вдвоем проще пережить сложности, и они только сближают. К тому же мы вот так и проверим друг друга. В периметре жить, когда полный холодильник и есть где спать, это все равно, что жить в теплице. А я хочу, перед тем как сделать тебе предложение, узнать, действительно ли ты готова любить меня в богатстве и бедности, переносить тяготы и лишения, заботиться и быть всегда со мною рядом. Ты не раз говорила, что хочешь замуж. Я хочу, чтобы, когда ты скажешь «да», это было взвешенное, осмысленное согласие на ВСЕ рядом со мной! Это должно быть действительно обещанием быть всегда рядом.
– Я не пойму, зачем испытывать трудности, если можно их не испытывать?
– Трудности – это проверка на вшивость. Я переживаю, что ты к браку относишься как к вечеринке в красивом белом платье, где парень и девушка говорят друг другу сладкое «ДА». Такого отношения быть не должно. Мы прожили три года. Я отношусь к тебе очень серьезно, но, для того чтобы быть уверенным в том, что наши отношения навсегда, даже хочу пожить вместе за периметром и испытывать в чем-то нужду.
– А я ее испытывать не хочу.
– Оля, не будет в жизни сплошной белой полосы. Лучше темную полосу пережить сейчас, осознанно, когда мы популярны, чем тогда, когда ты реально никому не нужен.
– Мне надо ехать на вокзал, у меня через час поезд.
– Я провожу тебя.
Мы вышли на Каменный мост, быстро поймали машину. Я отвез Олю на вокзал, посадил в поезд и старательно помахал рукой на прощание. Обратно поехал на метро – надо экономить.